– Будет глупо не принять его, – неохотно проговорила она. – Я не хочу, чтобы Энрике считал, что его отец недостаточно заботился о нем и о его будущем.
Цезарь был поражен.
– Ты думаешь, мне следует жениться на Дайеге, в то время как ты в одиночестве будешь растить моего сына?
– Какие еще есть варианты? – Сорча предупреждающе подняла палец. – Если ты собираешься отобрать его у меня и жить вместе с ним и Дайегой, здесь прольется кровь. Прямо сейчас. – Кончик ее пальца показал на пол.
Горькая улыбка тронула губы Цезаря. Неужели она считает, что он способен отобрать ребенка у любящей матери и отдать его равнодушным людям?
Ночью он рассмотрел множество вариантов и нашел нечто привлекательное в том, что его ребенок будет воспитываться в теплой атмосфере.
В таком решении была еще одна положительная сторона: Сорча. Цезарь желал ее. Если он будет поддерживать ее и их ребенка, они смогут повторить весь путь, начатый зачатием Энрике.
Цезарь заметил воинственный взгляд Сорчи. Она ждала, что он просветит ее. Она знала, как он реагирует, когда у него пытаются отнять то, что принадлежит ему.
– Родители должны воспитывать его вместе, – сказал он.
Сорча была рада, что сидит, потому что сердце у нее остановилось, затем екнуло, а голова закружилась.
Как муж и жена?
Нет. Она не настолько глупа. Цезарь может отложить свадьбу. Но это всего лишь отсрочка. Разве не так?
– Ты… э-э-э… хочешь переехать в Ирландию? – спросила она.
– Хорошо, что твое чувство юмора осталось при тебе, – покровительственно улыбнулся Цезарь. – Нет. Мы поженимся и будем жить в Испании.
Сердце женщины пропустило очередной удар. Она попыталась сглотнуть и не смогла.
– Ты хочешь жениться на мне, – наконец сумела выговорить Сорча. – Что насчет?.. – Она показала на чек. – Я думала, это означает, что ты женишься на Дайеге. Кстати, когда ты делал ей предложение, это было романтично? Извини, ты, возможно, не помнишь, поскольку был в коме. – Ее душил истерический смех.
Цезарь не шелохнулся, его лицо было каменным.
– Бывают времена, Сорча, когда твой острый язычок хочется приклеить к этим милым белым зубкам.
– А чего ты ждешь от меня? – воскликнула она. – Благодарности? Похоже, твои невесты взаимозаменяемы.
– Мои дети не взаимозаменяемы, – отрезал Цезарь. – И ему лучше оказаться моим сыном, Сорча. Если тест покажет обратное, я не обрадуюсь. И, прошу тебя, умерь свой сарказм, когда мы поженимся, хорошо?
Она фыркнула:
– Мы не женимся, Цезарь.
– Сорча! – Он прибегал к этому тону, когда собирался уничтожить кого-либо.
Она всегда находила какой-нибудь предлог, чтобы выйти из кабинета и не видеть, как беднягу или бедняжку будут разделывать в пух и прах.
Живот у нее скрутило, но она твердо проговорила:
– Нет.
Цезарь подошел ближе.
– Ты знаешь мое отношение к ворам. – Его тон оставался убийственным. – Ты собиралась держать моего сына вдали от меня. Ты собиралась так поступить со мной! Я могу никогда не простить тебе это.
Рыдание так и не вырвалось из ее груди, оно застряло внутри болезненным комом. Сорча бросилась защищать себя.
– Как я могла сказать тебе? Ты был обручен, в недалеком будущем должна была состояться ваша свадьба. – Сорча потерла щеку. – Я забеременела не ради денег. И не для того, чтобы заставить тебя жениться на мне.
– Тем не менее мы поженимся. – Цезарь скрестил руки на груди.
– Ты не хочешь жениться на мне. Ты не любишь меня. Ты не видишь во мне даже друга! Ты ни разу не позвонил после того, как я покинула Испанию. Тебе было все равно.
Если Сорча надеялась, что он будет возражать и убеждать ее, что она не права, то ее постигло разочарование.
– Я и Дайегу не люблю, – просветил ее Цезарь. – Любовь не является для меня обязательным условием брака.
– Зато для меня является!
Несколько секунд шла война взглядов, затем она отвела глаза. Сорчу оскорбляло, что он предлагает брак, можно сказать, по расчету. Да, она воображала, как выходит за него замуж, но в ее представлении именно любовь связывала их.
– Тебе не хватило гордости отказаться от части состояния Монтеро ради нашего сына, но ты слишком горда, чтобы выйти за меня замуж, а ведь тогда Энрике унаследует все. Ты в самом деле решила воспитывать его в Ирландии, вдали от родины? Что будет, когда он узнает, что у меня есть другие дети от другой женщины и эти дети ведут жизнь, которую мог бы вести он?
Сорча вздрогнула, словно он ударил ее ножом.
– Ты помнишь, – произнесла она онемевшими губами.
– Что помню? – На его лице отразилось непонимание.
– Что я рассказала тебе о своем отце в тот день. Мои сводные братья и сестры унаследовали его богатство, а нам не досталось ничего.
Цезарь покачал головой и раздраженно процедил сквозь зубы:
– Нет, я ничего не помню. И никогда не вспомню. Но если я женюсь на другой женщине, она будет ожидать, что ее дети унаследуют мое состояние. Это все, что ты когда-либо увидишь. – Он указал на листок бумаги, упавший на пол.
Все эти ужасные бесконечные нули вонзались в сердце, как пули, всякий раз, когда она смотрела на них.
– Я готов дать своему ребенку все и даже больше. Попытайся объяснить мне, как ты, женщина, которая так сильно привязана к семье, решилась отказать в этом сыну. Ты собираешься растить его одна, на скудные средства, когда он может иметь двух родителей. Он имеет на это право, Сорча.
Она не рассказывала Цезарю, что титул ее отца перешел к рожденному в браке сыну-англичанину, в то время как его незаконнорожденные дети-ирландцы считались самозванцами. Невозможно представить, что когда-нибудь Энрике будет чувствовать себя так же, как она – не только забытым, но и униженным.