Том убрал руку.
– Что? Ой! – Сорча повернулась и увидела мужа.
Он шел к ним. Его влажные волосы были растрепаны и взъерошены, на щеках проступила щетина, под глазами залегли темные круги.
Ее сердце взмыло в предвкушении.
Он остановился возле стола, и Сорча отметила, что в заведении стало тихо.
«Он очень сердит», – подумала она. Оттого, что она не вернулась домой? Тем не менее Сорча была счастлива видеть его.
Однако она все же не была готова к встрече. Она вышла замуж за Цезаря, надеясь, что ей каким-то образом удастся затронуть его сердце. Но как сейчас относиться к их браку, Сорча не знала. Ведь его сердце для нее закрыто.
Энрике закряхтел, и Цезарь перевел взгляд с нее на сына. Его лицо смягчилось. Он взял мальчика, подбросил его в воздух и поцеловал. Энрике дотронулся до его щеки ладошкой.
– Я тоже рад тебя видеть, парень. Но мне нужно поговорить с твоей матерью. Анджела, вы не возражаете? – Он передал Энрике матери Сорчи, которая, подмигнув зятю, согласилась присмотреть за внуком.
Цезарь протянул руку Сорче. Она встала.
Но прежде чем отойти, он сказал Тому весьма зловеще:
– Ты, конечно, знаешь, что ничто, сказанное за этим столом, не имеет законной силы?
– Да, знаю, – ответил Том с улыбкой. – Твоя жена сказала то же самое.
Цезарь взглянул на нее:
– А я всегда считал, что у тебя мягкое сердце.
– Я могу быть холодной и расчетливой, когда в этом есть необходимость, – ответила Сорча и пошутила: – У меня были хорошие учителя.
Глаза Цезаря сузились.
– Я забронировал для нас номер в отеле. Позвоните, если мы вам понадобимся, – сказал он теще и потянул Сорчу за собой, не позволив ей даже взять сумку.
Отель находился недалеко, и начать разговор по дороге не удалось. К тому же шел дождь, поэтому они торопились. За стойкой ресепшн стояла та же женщина. Она высокомерно подняла брови, когда Цезарь сказал, что он забронировал номер.
Беря ключи, он обратился к ней:
– Моего отца зовут Хавьеро Монтеро Салазар, гранд Испании. Я его старший сын. Это означает, что в будущем я и моя жена станем герцогом и герцогиней. Такого рода вещи, похоже, впечатляют ваше руководство. Вы развешиваете на стенах фотографии титулованных особ. – Он указал на фотографию актера, произведенного в рыцари. – Мне следует обсудить ваши плохие манеры с вашим работодателем?
– Нет, сэр, – едва слышно прошептала женщина, широко раскрыв глаза.
Больше Цезарь не добавил ни слова.
Когда он запер дверь номера и бросил ключ на стол, Сорча сказала:
– Могу я наконец спросить, что ты здесь делаешь?
Она дрожала и надеялась, что Цезарь спишет это на холод.
– А где я должен быть? Сидеть в пустом доме и ждать тебя? – Он снял мокрый пиджак, зашел в ванную комнату и принес два полотенца, одно из которых протянул Сорче. – Мне показалось, что ты планируешь задержаться в Ирландии.
Сорча помолчала.
– Я хотела убедиться, что с Томом все пройдет гладко, – солгала она. – И еще хотела изучить официальные документы, присланные маме, и объяснить ей их содержание, чтобы она понимала, что подписывает.
– После этого ты собиралась вернуться домой? – настаивал Цезарь.
Домой… Сердце у нее закололо. Деревня, в которой жила ее семья, была для нее домом.
Но ее домом была и вилла в Испании. Сердце Сорчи знало это.
– Сорча!
– Не сердись на меня! – сказала она, прижимая полотенце к лицу, затем принялась сушить волосы. – Я знаю, что ты был воспитан без любви. Ты не умеешь любить, но я надеялась, понятно? Три года я надеялась, что ты влюбишься в меня, а ты все не влюблялся. Более того, ты собрался жениться на другой, а я не могла это видеть. Поэтому я попыталась уйти и.
– Ты всегда любила меня, – сказал Цезарь, бросая на кресло полотенце и пиджак. – Ты сказала мне это в тот день? В Валенсии?
– Может быть, – пробормотала она. – Я могла прошептать это после того, как мы занимались любовью, когда ты задремал.
Цезарь смотрел на нее так, как смотрел всегда, как только заходила речь о Том Дне. Словно он хотел просверлить дырку в ее голове и забрать воспоминания, которые были ему недоступны.
– И ты молчала, потому что…
– Любить человека и знать, что он тебя не любит, – это мука.
Сорча отбросила полотенце и обхватила себя руками. Ей было холодно, и она чувствовала себя несчастной.
– Это может быть похоже на то чувство, которое испытал я, очнувшись в клинике и узнав, что единственный человек, которого я хочу видеть, уволился и покинул Испанию.
Она смотрела на Цезаря во все глаза.
– Ты правда чувствовал себя так? – тихо спросила Сорча. – Дайега вынудила меня уйти.
– Тогда я об этом не знал. Знал только, что тебя нет рядом.
– Прости. Я хотела быть рядом с тобой.
Цезарь пожал плечами:
– Я не предполагал тогда, что ты любишь меня. Но я ждал тебя просто потому, что ты – Сорча.
Она улыбнулась, решив, что это комплимент.
– Ты права, любовь для меня незнакомое понятие. Мои родители такие… какие они есть. Моя мать принадлежала к титулованной семье, у которой не было денег. Она должна была удачно выйти замуж. Мой отец? Я подозреваю, что он один из тех гениальных ученых, которые не испытывают чувств, свойственных среднестатистическому человеку. Единственный раз, когда я позволил чувствам овладеть мной, поверил в дружбу – в дружбу, не в любовь, – меня предали. Знаешь, когда я наконец начал понимать, на что похожа любовь?
Сорча покачала головой.
– В тот день, когда пропала твоя племянница. Ты была сама не своя. Если бы пропал Энрике. Я не могу говорить об этом спокойно. Но тогда я понял, что ты любишь эту маленькую девочку, и представил, что стало бы с тобой, если бы она не нашлась. Честно говоря, это была не самая лучшая реклама любви.